Франческо АЛЬБЕРОНИ ДРУЖБА (пер. с итал. Т.З. Клебановой) М: Прогресс, 1991 «Автор — известный итальянский социолог и психолог, имеющий многочисленные публикации по нравственным вопросам человеческих отношений» — из аннотации издательства «Прогресс». Вообще (как вы и видите на картинке), название у этой книги "Дружба и любовь". Но мы возьмём для начала только первую часть, дружбу. Книги бывают разные: некоторые — умные, глубокие, но трудночитаемые; некоторые — блестящие по форме, но поверхностные. Редко бывают глубокие и блестящие. Эта книга — из их числа. Мы все, вроде, всё знаем о дружбе. Но для меня, например, настоящим открытием была предлагаемая автором концепция встречи и времени в дружбе. Само это замечательное явление представляется как совокупность бусинок — встреч, соединенных некими нитями — временными интервалами, длина которых совершенно несущественна. Качество бусинок — дело рук Вас и Вашего друга, и чем выше качество, тем прекрасней цепь. Бывает "кризисная" бусинка, но если она созидается как объяснение, дружба продолжается. Бывает, после очередной встречи, без всякого кризиса, нет продолжения. Дружба естественным образом кончилась. Цепь замкнулась. И навсегда вплелась в ткань Вашей жизни. Вы можете говорить с сожалением и болью: «У меня был друг…» Но можете — с признательностью и радостью: «У меня был Друг!» И еще: любовь и влюбленность дело двоих, только двоих. Третий — лишний. Дружба же гораздо гибче: «Двое друзей бывают рады, когда к ним присоединится третий и даже четвертый. Нужно только, чтобы эти вновь присоединившиеся, по крайней мере в тот момент, вели себя как настоящие друзья». (С.63). Это как? Вспомните «Трех мушкетеров» — когда они превращаются в четверку (3+1). Драться, впрочем, необязательно. А обязательно вот что: 1 (с.6-7) Жива ли дружба в современном мире? […] Основная идея этой книги заключается в том, что, несмотря на столь катастрофическую на первый взгляд картину дружеских отношений, в действительности дело обстоит вовсе не так. Дружба продолжает оставаться основным элементом нашей жизни. И, может быть, не в меньшей степени, чем в древние времена. Основные характеристики дружбы — то, что отличает ее от других видов межличностных отношений, — тоже не изменились. За пять столетий до Рождества Христова, при абсолютно иной культурной традиции в Китае, Конфуций назвал пять основных типов межличностных отношений. Среди них четыре типа иерархических отношений, в каждом из которых есть сторона главенствующая и сторона подчиняющаяся: между императором и его подданными, между отцом и сыном, между женщиной и мужчиной, между старшим братом и младшими братьями. И пятый тип отношений, неиерархический: отношения между равными — это и есть дружба. 2 (с.13-14) От друга я жду, что его представление обо мне совпадает с моим собственным или не сильно от него отличается. Если он оценивает меня положительно, он не должен преувеличивать мои достоинства. Если его мнение обо мне окажется слишком восторженным, я могу заподозрить его в лести. Если же оно сугубо отрицательно и сильно отличается от того, что я сам о себе думаю, он ко мне несправедлив, а это противоречило бы сущности дружбы. Следовательно, друзья должны иметь друг о друге сходные мнения. Не одинаковые, разумеется, иначе им нечего будет открывать друг в друге, но и не слишком разные. От друга я жду понимания. Все остальные могут меня не понимать. Но если меня не понял друг — это уже катастрофа. […] Любовь может быть возвышенной и убогой, героической и глупой, но она никогда не бывает справедливой. Царство справедливости не любовь, а дружба. 3 (с.15) Дружба возникает как разрыв в обычном течении событий, как скачок. В какой-то момент мы вдруг начинаем испытывать сильный прилив симпатии, интереса к другому человеку, он становится нам близок. Если мы давно с ним знакомы, появляется чувство, будто мы увидели его в первый раз в жизни. Назовем это явление встречей. Такая встреча всегда неожиданность, всегда открытие. По отношению к большинству наших знакомых мы так никогда и не сделаем этот первый шаг на пути к дружбе. 4 (с.17-18) Встреча – конечное событие, сгусток времени. Для дружбы важны только эти минуты наивысшей интенсивности жизни. Все, что происходит в промежутке, не имеет значения. Мы даже можем не вспоминать о друге от встречи до встречи. И в этом состоит одно из главных отличий дружбы от влюбленности. Влюбленность тоже может начаться со встречи. Но природа ее проявляется между встречами, когда влюбленные испытывают острое желание снова увидеть человека, которого начинают любить. […] Мы все время испытываем желание общаться с любимым человеком, находиться как можно ближе к нему. Наконец, слиться с ним в объятии, чтобы ничто уже не разделяло нас, даже одежда. Эротическая любовь, прежде чем превратиться в сексуальное влечение, проявляется как желание духовного и физического слияния. У дружеской встречи нет такой острой потребности. Мы прекрасно понимаем, как важна эта встреча. Но у нас не бывает желания продолжать ее бесконечно. 5 (с.22) Опыт друга интересен именно тем, что он иной. Мы познаем себя именно в сопоставлении с этим опытом. Познавать означает сравнивать, сопоставлять, различать. Не сбросив с себя защитной маскировки, мы не в состоянии всего этого сделать, тем более в присутствии постороннего человека. Только в обществе друга способны мы понять и оценить свою и его неповторимость. Кроме того, опыт друга может убедить нас в правильности другого образа жизни, если он не противоречит нашим убеждениям, вызвать у нас желание измениться. Но не для того, чтобы стать таким же, как он, отказавшись от самого себя. А именно для того, чтобы стать самими собой. Друг, столь непохожий на нас, может открыть нам один из возможных вариантов нашего «я», в котором мы узнАем себя. Единственный опыт, который мы можем использовать — это опыт друга. Опыт других людей, как правило, оказывается для нас абсолютно бесполезным. Мы не можем применить его в своей жизни, он чужд нам. Даже детям бывает сложно воспользоваться опытом родителей. […] На самом деле нам не удается использовать даже наш собственный опыт. Мы повторяем одни и те же ошибки, попадаем в одни и те же ситуации, ввязываемся в одни и те же игры, действуя как бы по заданному образцу. Даже размышляя о своем прошлом, мы бываем необъективны, искажаем свои воспоминания, фальсифицируем их, приукрашиваем былое или, наоборот, сгущаем краски. Наши воспоминания состоят из фантазий, мнимых побед и напоминают театральную постановку. Но беседуя с другом, мы ведем себя иначе. Тут мы не занимаемся саморекламой, не стараемся быть public relation для самих себя. Мы откровенны. 6 (с.25) Непонимание — это скрытый симптом потери интереса, уважения, а иногда даже проявления агрессивности. Если друг не понял нас, значит, он не был нам другом, не любил нас. Кризис можно преодолеть только с помощью встречи. Такую встречу друзей обычно называют объяснением. Но это не простое выяснение отношений. Объясниться — значит понять, почему возник кризис, чем он был вызван, как снять напряжение и ликвидировать причины, породившие его. Это значит вместе, с критических позиций пересмотреть прошлое, вернуться назад, к тому моменту, когда возникло непонимание. Встреча, побеждающая кризис, преодолевает его предысторию, восстанавливает традицию и дает друзьям возможность сделать еще один шаг вперед. Побороть кризис означает также одержать победу над собственным образом жизни, признаться в собственной недоброте, в недостатке такта, в несдержанности, злобе, в том, что действовал необдуманно и неадекватно. Преодолеть кризис означает стать лучше, пережить сложный момент в развитии своей личности. 7 (с.26) А вот друзья, встретившись даже после многолетней разлуки, ничего не выспрашивают друг у друга. Они не станут обрушивать друг на друга ураган вопросов, чтобы выяснить, что делал каждый, и восстановить день за днем происшедшее. Более того, прошлое как будто и вовсе их не интересует. Они сразу начинают говорить о том, что у них в душе в настоящий момент. Каждый из них, без предварительной подготовки максимально расположен к восприятию нового. Друзья, которые, встретившись, говорят друг другу: «А теперь я расскажу все по порядку» или «Расскажи о себе», — это не настоящие друзья. […] Друг смотрит на наше прошлое и на наше будущее теми же глазами, что и мы сами. Он идентифицирует себя с нами, а у нас ведь нет нужды спрашивать самих себя, что мы сделали и что намерены сделать: мы и так это знаем. Ему же достаточно, что мы сами это знаем; какие бы события не произошли в нашей жизни, они его вполне устраивают, лишь бы только нам они принесли удачу. Поэтому он и спрашивает нас: «Как дела? Все в порядке?» Ему важно выяснить одно: хорошо нам или худо, счастливы мы или нет. То, что имеет значение для нас, важно и для него. 8 (с.29) … друзьям тоже случается говорить о прошлом. Это происходит тогда, когда один из них должен вернуться в свое прошлое. И друг сопровождает его. Порой у нас возникает неодолимая потребность рассказать другу, что с нами произошло. Но не для того, чтобы "выговориться". Выражение "выговориться" неточно. Мы рассказываем о себе, потому что нам необходимо, чтобы нас поняли, чтобы другое человеческое существо поняло нас до конца. Зачем нам это нужно? И что означает быть понятым? По сути, это означает понять самих себя, объективно взглянуть на самих себя и дать себе оценку. Любой "поход" в прошлое совершается для того, чтобы сделать вывод: осудить или принять. Чтобы исправить то, что мы уже совершили, или продолжить путь, по которому шли. Даже если в прошлом нет ничего, кроме фатального «так было», мы все равно должны решить, как надо было бы и как можно было бы поступить. Мы сами обладаем высшей способностью судить. Но часто бываем слепы или утомлены, слишком утомлены. Друг берет нас за руку, улыбается нам. Глядя ему в глаза, мы обретаем способность быть справедливыми. Судит не он. Судим мы сами. Только мы имеем право судить, и никто другой. Но без друга мы не смогли бы этого сделать. Чтобы спуститься в ад, Данте потребовался проводник. Данте охвачен страхом, его захлестывают эмоции. Вергилий — символ друга. Друга рассудительного и беспристрастного. Он останавливает героя, когда тот теряет чувство меры, он же зовет вперед и подбадривает, когда герой проявляет нерешительность. 9 (с.33) Дружба — это одна из форм любви. Чем же она отличается от других форм любви, о которых мы здесь говорили? Есть ли в ней нечто, позволяющее не путать ее ни с какими другими чувствами? В отличие от других форм любви, дружба выбирает свой предмет, пользуясь нравственными критериями, и строит свое отношение к нему, исходя из этих критериев. Дружба — этическая форма эроса. Это определение противоречит тому, что мы привыкли слышать о дружбе. Дружба-привилегия, дружба-услуга, дружба-способ извлечь пользу: совместима ли такая дружба с моралью? Разумеется, нет. Можем ли мы считать ее настоящей дружбой? Вспомним книгу Д.Карнеги «Как завоевывать друзей…» На самом деле друзей нельзя завоевать. Разве может стать моим другом человек, который, следуя Карнеги, не говорит мне правды, всегда улыбается, во всем со мной согласен, всеми способами стремится ублажить мое тщеславие? Могу ли я считать своим другом человека, который в корыстных целях держит себя со мной лицемерно, фальшиво, льстиво? Ни в коем случае. Его отношение не имеет ничего общего с настоящей дружбой. Дружба в первую очередь предполагает свободу другого, и как только предпринимается даже самая слабая попытка ограничить эту свободу, она тут же перестает быть настоящей дружбой. […] Ни одна из форм любви не уважает до такой степени свободу другого, как дружба. […] Дружба не признает никакой власти, стоящей над нашей волей. Друг — объект нашей воли. Если свободная воля против дружбы — дружба кончается. Если друг делает меня несчастным, если я задаюсь вопросом о мотивах его поступков и страдаю, такое страдание — серьезная угроза для дружбы. И не только потому, что дружба запрограммирована на радость, но и потому, что она основана на свободе. 10 (с.40) … могу ли я быть другом дурного человека, если я знаю, что он дурной человек? Во влюбленности это возможно. Мы влюбляемся, абстрагируясь от достоинств любимого. Дружба гораздо строже. Узнав, что наш друг потупил бесчестно, мы бываем глубоко потрясены. Поэтому нашу дружбу очень легко ослабить с помощью клеветы: сказать нам о друге что-то такое, что бросило бы тень на его нравственный облик. Ну а если с нами друг всегда вел себя безукоризненно и поступал как человек глубоко порядочный, никогда не склоняя нас к дурным поступкам? […] Отец может быть преступником, но воспитывать сына в духе нравственности. Потому что он хочет, чтобы сын был лучше его. Вор и бандит могут самым нежным образом относится к своей любимой: потому что они любят ее и хотят, чтобы и она их любила. Точно так же человек может высказывать благородство и чуткость к другу, скрывая от него свои недостатки. И тогда его друг вправе сказать: «Ко мне он всегда относился хорошо». Может ли такая дружба считаться подлинной? Да, это настоящая дружба. Это признают даже те, кто считает, что подлинная дружба возможна только между людьми достойными, — Аристотель и Цицерон. Вот что находим мы по этому поводу у Цицерона: «Пусть же будет нерушим этот закон дружбы: ничего постыдного не просить у друзей и не делать по их просьбе». Друг, скрывающий свои недостатки, но никогда не требующий от нас ничего бесчестного, не нарушает этого закона. Следовательно, речь идет о настоящей, хотя в чем-то и непрочной дружбе. Один из двоих вынужден таиться, не может быть откровенен до конца, не может довериться другу, сказать о себе самое главное. 11 (с.52) Люди, постоянно помогающие друг другу, не становятся друзьями. Наоборот, в таких отношениях часто возникает разлад. Дружба погибает, если мы берем себе за правило беспрерывно пользоваться помощью друга. Она несовместима с высокой степенью потребности в другом. […] Мы нагружаем друга обязанностями и в конечном итоге шантажируем его своей дружбой. Мы ставим его в такое положение, в котором дружба становится ему в тягость. А между тем дружба всегда должна быть легкой. Друг должен помогать нам с радостью. Это предполагает, что мы будем пользоваться его помощью только в самых экстренных случаях. Дружба — это неожиданный дар, а не постоянная благотворительность. Если я стараюсь отплатить другу за помощь, оказывая ему в свою очередь услуги, налагающие на него определенные обязательства (du ut des), я превращаю свою дружбу в вымогательство и вынуждаю друга защищаться. В таком случае предпочтительнее в открытую договориться о взаимных обязательствах. Самое подходящее место для получения выгоды — рынок, а не дружба. 12 (с.180) Теперь мы понимаем, почему дружба так ранима и почему так много людей разочаровываются в ней. Они не хотят принимать правила ее игры. Ошибаются и те, кто утверждает, что дружба, существовавшая в далеком прошлом, исчезла в современном мире. Дружба существовала в эпоху Конфуция и продолжает существовать поныне. У нас нет никаких оснований думать, что в будущем она исчезнет. Просто у дружбы такая идеальная модель, которой обязательно нужно следовать. И в зависимости от того, насколько мы будем следовать этой модели, мир будет наполняться для нас друзьями, которые всегда будут дарить нам радость. Вернуться в СПИСОК КНИГ       Copyright © 2003-2024 Андрей Геннадьевич БАБИН и Елена Александровна ЧЕЧЕТКИНА. Все права зарезервированы.