АУ-10: ГЕФЕСТ: РАННЯЯ ТРАВМА К-С: Вчера, сынок, ты так лихо ввернул насчет «детско-родительских отношений». Где термин подхватил? Что-нибудь читал по этим, детско-родительским? П: Где подхватил — не помню. Наверное, от Хозяина. И теории не читал — пока практики хватает. К-С: И какая же у тебя практика? П: Спокойно, отец! Конечно, положительная. Мы ведь Коты разумные: зачем столь приятную штуку, как отношения между детьми и родителями, портить? А у Людей, похоже, и здесь проблемы. Так? К-С: Так. Вот поговоришь со своими клиентами — просто ахнешь! Хорошо, если один из сотни скажет, что детство у него было неплохим, и родители — в норме. Можно подумать, что не к психотерапевту, а в суд пришли — прокурорами по делу о родительской некомпетентности и жестокости. Ну, контингент у нас, конечно, особый — но не до такой же степени! Это Фрейд их научил все на родителей валить. Хотя, надо признать, основания имеются. Так ведь и у Богов были! Но никто, к примеру, не слыхал, чтобы Зевс прикрывал свои интрижки перед Герой таким образом: «Извини, дорогая, я тут ни при чем. Мой папа, Крон-Сатурн, еще в младенчестве нанес мне страшную травму — лишил матери. Вырос я в чужой, неполной семье: одни женщины, включая козу Амалфею. Поэтому модель нормальной семьи у меня отсутствует. Я еще неплохо справляюсь — не возненавидел женщин, как видишь. Меня похвалить и пожалеть надо, а ты — все пилишь. А с бедняжкой Ио что сделала? Пошла бы ты лучше к папе-Крону отношения выяснять». А Гера (представь себе, Пушок) отвечала бы примерно так: «Ты Амалфеей не прикрывайся! Пока ты там на Крите мед и молочко пил, мы все у папы-Крона в кишках сидели. Скажи спасибо, что твои любовницы живы остались — по доброте моей божественной. Моя травма похлеще твоей будет! О, какие страшные корни она пустила! Вспомни-ка, что я с сыночком-Гефестом сделала?» П: А правда — что? К-С: Сейчас расскажу. Заодно посмотришь, как достойно справляться с ранней травмой. И с обидой вообще. ***** Гера отвергла сына сразу после его рождения. Просто в гневе сбросила с Олимпа: как это у нее, у Верховной Богини, такой слабенький и некрасивый ребенок получился!? Упал младенец-Гефест удачно — в море, только сломал при падении ножку. Две морские богини, Эвринома — дочь титана Океана, и Фетида — дочь вещего морского старца Нерея, приняли мальчика в свою стихию. Глубоко под поверхностью моря, в лазурном гроте вырос Гефест. Там и развил свой талант юный бог: стал он искусным кузнецом. Своим воспитательницам выковал Гефест божественной красоты украшения. А вот страшной обиды, нанесенной ему родной матерью, никогда не забывал. И отомстил, наконец. Выковал Гефест великолепное золотое кресло и отправил на Олимп, в подарок владычице-Гере. Владычица, естественно, сразу же захотела примерить замечательный новый трон. Но лишь села — кресло моментально опутало ее несокрушимыми путами. Пытались боги освободить Геру своими силами — без результата. Пришлось посылать на поклон к Гефесту хитроумного Гермеса. Любого мог заговорить лукавый бог, но велика была обида Гефеста — и ничего не вышло у Гермеса. Возможно, Гефест ожидал прибытия самой мамы, но не дождался. (Не исключаю, впрочем, что в таком деликатном положении Гера просто не могла передвигаться) Тогда послали бога вина и виноделия Диониса. Что ж: хорошее виноградное вино не подкачало. Размягчевшего и отяжелевшего, посадили Гефеста на осла и — в окружении веселой хмельной компании — благополучно доставили на Олимп, где он без лишних слов освободил родительницу. Никто не знает, что сказал Гефест маме на другое утро, протрезвев и проснувшись. Известно только, что остался Бог-кузнец на Олимпе, и повел там себя совершенно нормально: занялся любимой работой — но и радости жизни не забывал. Выковал он всем богам великолепные золотые дворцы, и себе тоже. Во дворце — жена, приветливая и грациозная Харита. Это Кун утверждает, что Харита. По другим источникам супруга Гефеста — сама богиня любви Афродита. Поговаривают даже, что супер-жену устроила сыну раскаявшаяся мама-Гера. Богиня любви, правда, по своей природе не слишком верная жена. Эта уж история с Аресом… Ну ладно, опустим. Не очень это и важно, потому что главное в жизни Гефеста, по-прежнему, работа. Все утро и день проводит Гефест в небесной кузнице, и лишь под вечер, омывшись и одев чистые одежды, приходит он на пир Богов, где веселится вместе со всеми. А когда назревает ссора (обычное дело между Герой и Зевсом), никто лучше Гефеста не может рассеять раздор. Светлеют лица Верховных, раздаётся дружный смех богов, когда видят они Гефеста, который ковыляет вокруг пиршественного стола (не так уж сильно на самом деле он хромает!) и с шутками наполняет свежим нектаром их кубки. Потом — ночь с Харитой (или с Афродитой?), потом — снова за работу. Жизнь прекрасна и содержательна! ***** П: Ну и где травма? Видно, не такая уж сильная была, если все простил — будто и не было ничего: ни отвержения, ни падения. К-С: Как ты думаешь, КТО простил? П: Гефест, конечно. На пиры ходит, мамочку развлекает, не куксится. К-С: Правильно, Пушок. ВЗРОСЛЫЙ Гефест ведет себя именно так, по-взрослому. Ты заметил, что в этом мифе он вообще выглядит как единственный взрослый среди ребятишек. Работает. После работы — отдыхает. Не допускает ссор за обеденным столом, отвлекая ссорящихся богов своим утрированным уродством — не слишком при этом заботясь, "что подумают другие". Жилье, работу и семью себе обеспечил — какие хотел. Взрослые не "куксятся". А вот насчет обиды, тут сложнее. Тот маленький Гефест, которого отшвырнула и выбросила мать, он никуда не делся. И тот подросток, который ковал свои первые украшения воспитательницам (не маме!) — тоже. Как и тот юноша, который жаждал отомстить своей матери — и отомстил. Мне вообще кажется, что РЕБЕНОК, который живет в недрах любого взрослого существа, НИКОГДА НЕ ПРОЩАЕТ. Любая несправедливость, тем более, жестокость, обратного хода не имеют. И пускай не надеются родители, что «вырастет — поймет». Да, взрослый поймет — и, поняв, возможно, простит. Но его внутренний ребенок — никогда. И объяснить этому малышу ничего невозможно: для него навсегда несправедливость — это несправедливость, унижение — это унижение, боль — это боль. Рационализации и пересмотру не подлежит. Так записано. И никакой психоанализ не поможет. Он поможет взрослому — наладить свою взрослую жизнь. Только для этого надо услышать малыша, который вот уже столько лет плачет в одиночку — и утешить его. П: А как? К-С: Услышать — может помочь психотерапевт, если ты сам с годами стал туговат на ухо. А утешить — как обычно ребят утешают: прижать, обнять, сказать: «Ты прав! Но не плачь больше — ты хороший, я тебя люблю». Может, и поплакать вместе. Выплакаться. П: Пап, а взрослые Люди обижаются? К-С: Ты же среди них живешь. Что видишь? П: Да! Но, знаешь, как-то по-разному… К-С: Правильно! Обижаются очень по разному. А вот сама обида как эмоция — штука универсальная и довольно простая; обычно ее сразу узнают. Смесь тоски, тревоги, гнева и беспомощности. Вкус специфический, жгуче-кислый. Это от двух последних компонентов — тоска и тревога вкуса не имеют. Да ты сам когда-нибудь обижался? П: А то! Вот вчера вечером Хозяин не обратил внимания, что я жду его в кресле, а когда я подал голос и начал говорить, он прервал: «Погоди, Пушок! Завтра расскажешь». А мне надо было сегодня. А он и не посмотрел… Хорошо хоть Коты не плачут, а то стыда не оберешься... Да ты чего зеваешь?! К-С: Обиделся на меня? Вот и хорошо. Давай работать. На что обиделся? Почему обиделся? Что с обидой делать будешь? П: Ты — как Хозяин вчера! Тебе плевать на меня: что со мной происходит, что я чувствую. Тебе скучно! К-С: Стоп! Это — на ЧТО обиделся. Ну-ка, одним словом! П: Пренебрежение! К-С: Хорошо! А если бы это был не Хозяин, а, скажем, случайный сосед на лавочке в парке. Ты заговорил — он ответил формально или вообще не ответил. Тоже ведь "пренебрежение"? П: Да плевать мне на случайного! ... А, понял. Объектные отношения. Пренебрежение от ЗНАЧИМОГО объекта. К-С: Правильно! Знаешь, люди иногда говорят: «он такой чувствительный, его каждый обидеть может!» Чушь собачья! Обидеть может не каждый, а только значимый объект. Если ты такой нарушенный, что любой для тебя — значимый, то надо не обижаться, а срочно лечиться. Другая крайность — значимых вообще нет. Это уже цветущая социопатия. Надо бы лечить, да социопат обычно не хочет, а врач — обычно не может. Вот тебе загадка: настоящего Кота обидеть очень трудно. Он что, социопат? П: Да нет, вроде. Я же не социопат, а вот обижаюсь… Постой! Я, что, ненастоящий?! К-С: Успокойся, настоящий. Но молодой. Пока еще не знаешь, что для нанесения обиды наличие значимого объекта — условие необходимое, но недостаточное. Второе условие — твоя МОДЕЛЬ значимого объекта. Ты ожидал, что Хозяин всегда готов заняться твоими проблемами, всегда чуток к тебе и внимателен, всегда выслушает, поймет правильно и скажет что делать. Это — твоя модель Хозяина. Вчера она не подтвердилась. Вот ПОЧЕМУ ты обиделся. Обида — естественная (я бы сказал — рефлекторная!) реакция организма на несовпадения модели значимого объекта с реальностью. Причем лишь в том случае, если реальность оказывается "хуже" модели. Если лучше — получаешь восхищение. П: Что-то слишком просто получается. К-С: Ты так считаешь? Ну-ка снова ответь на вопрос: почему настоящего Кота трудно обидеть? П: Тоже мне, бином Ньютона! Потому что он строит правильные модели своих значимых объектов! К-С: Опять идеализируешь. Что значит "правильная модель"? Модель всегда неполна, а объект непрерывно меняется. П Ладно! Потому что он строит достаточно адекватные модели — и пересматривает их по ходу дела. К-С: Верно! А обида — сигнализатор, что модель перестала соответствовать реальности: или реальность изменилась, или сам значимый объект переменился. Настоящий Кот не тратит время на переживание обиды — он просто пересматривает модель. Вот тебе ответ на вопрос — что с обидой делать. Вообще обида — полезная штука, если в меру. Не исключено, например, что после пересмотра объект выйдет из зоны "значимых", и перестанет постоянно травмировать тебя. Однако для пересмотра модели требуется достаточно развитый интеллект. Ребенок зачастую просто не в силах эту работу сделать. Именно поэтому дитя-Гефест никогда не поймет и не простит мать-Геру (ведь матери так себя не ведут!) А взрослый Гефест — поймет и простит. Но мать для него, возможно, выйдет за пределы значимых объектов. Станет, скажем, просто женщиной с расшатанной браком нервной системой. [Пушок хихикает] Ты чего? П: Представил себе, как младенец-Гефест, упавший в море, задумчиво смотрит вверх, на Олимп, и говорит: «Ништяк! Просто женщина с расшатанной нервной системой». К-С: Отлично, сын! В этом второе и, возможно, главное отличие "детской" обиды от "взрослой". Слишком мал круг значимых людей у ребенка, и слишком они значимы, чтобы свободно менять "хорошие", но неадекватные модели на "плохие" — адекватные. Младенец вообще не может "сказать": МАМА — ПЛОХАЯ. Отвергнуть мать (молоко, тепло, безопасность) — это смерть. Настоящая. Поэтому детские обиды — не просто обиды, это ТРАВМЫ. Они, как глубокие шрамы, никогда не зарастают. Чем ближе к началу — тем глубже шрам. П: Хватит на сегодня, ОК? Мне подумать надо. Песенку споешь? К-С: Заказывай жанр. П: Устрашительно-ободрительный. С элементами древнегреческой трагедии. К-С: С элементами? Пожалуйста! [Поёт]: Любая мать, презрев свой долг, Пусть цену твердо знает: Любой младенец — это Бог, А Бог — он покарает. И не надейся, что Гефест, Не уповай на случай. А если бог войны — Арес? А если Зевс могучий? Но выбор есть, и он неплох: Ты просто принимаешь, Что твой младенец — это Бог, И с ним в Олимп вступаешь. К-С: Ну как? П: Жанр выдержан. Только, папа, младенцы — они тоже всякие бывают… К-С: А это уже другой вопрос, божественный ты мой. Мы же сегодня говорим о детской травме, не о родительской. Но и родительская стоит на том же фундаменте: неадекватная модель. Твоего собственного ребенка. Помнишь: «Ну что ж, ничего, — подумала она, — ведь из него мог выйти очень противный мальчишка. А так получился очень симпатичный поросенок!» П: [смеясь] Но это несерьезно! К-С: «Алиса» — очень серьезно! Поймешь позже. А сейчас можешь почитать Гельмута Фигдора «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой». Вот тебе цитата на сон грядущий: «Почему, однако, происходит это "выживание" раннего детства? Одно только вытеснение не может дать фундаментального психоаналитического познания. Но можно себе представить, что постепенное изменение детских объектоотношений, в которых дети приобретают все больше автономии по отношению к родителям, уменьшает также давление обороны: если я стал независимым от родителей, то ослабляется также инициируемая страхами оборона! Итак, почему взрослый "невротик" боится своих инфантильных влечений и фантазий так, как если бы он все еще был маленьким, зависящим от любви и благосклонности родителей ребенком?» Вперед, к следующему ужастику Назад, в список ужастиков       Copyright © 2003-2024 Андрей Геннадьевич БАБИН и Елена Александровна ЧЕЧЕТКИНА. Все права зарезервированы.